[Пискун Малахольный Орех]

Другая Алиса



Бертоновская
"Алиса" - сказочное безумие удивительно в духе Кэрролла, потому что это
история про то, как долго можно расти и не взрослеть.
Викторианское
мироустройство почти впервые настойчиво отгородило мир детства от мира
взрослых, признав тем самым за детьми некоторую разность и отличность
от больших людей, но одновременно создав своего рода стену между
мирами, перешагнуть которую и до сегодняшнего дня бывает не всегда
легко - процесс перехода из одного мира в другой мог стать довольно
болезненным. Собственно викторианская любовь к абсурду - есть не что
иное, как попытка потихоньку протащить за хвостик в мир взрослых
детское право на не-следование правилам.
Так и вышло, что фильм оказался вдруг очень неовикторианской рассказкой про то как из одной Алисы должна получиться другая.



Неслучайно,
на первый свой в жизни взрослый прием Алиса опаздывает. Сцена с приемом
и последующим предложением вообще, на мой взгляд, выстроена
безукоризненно. Весь взрослый мир уже знает о том, что ждет Алису и с
нетерпением ожидает, когда она к ним присоединится. Поэтому сцена,
когда толпа собирается вокруг беседки, в которой Алисе делают
предложение - настолько же абсурдна, насколько и реальна. По законам
большого мира Алиса должна стать приличной викторианской женой и
матерью - роль, о которой известно всем, кроме самой Алисы, поскольку
она там - единственный человек из мира детства. И, останавливаясь на
мгновение перед стеной, разделяющей два мира, Алиса делает очень
понятную вещь - убегает, чтобы в одиночку пройти no man's land между
двумя состояниями, победить свой страх в виде огнепыщашего Бармаглота и
сделать, наконец, выбор. Понятно, почему все обитатели волшебной страны
постоянно спрашивают Алису, Алиса ли она. Ты та или другая? Ты уже
выросла или ты еще с нами? И даже сама Алиса не всегда может дать на
это хоть какой-нибудь ответ.

Кэррол, как известно, в воздухе, Бертон - в деталях, Дисней - в жанровой сказочности и упорядоченности грядущего безумия.
Сказочная
и детская подача действия хороша тем, что невольно даже у взрослого
зрителя вроде меня срабатывает детское восприятие - отрубленные головы
в озере, трупные пальцы и, скажем, отрезанный язык Бармаглота не
вызывают даже секундного отторжения, они вписаны в движение и
рассчитаны на детскую всеприемлющую реакцию. Это такие же атрибуты
сказки, как говорящие цветы и животные.
Что до оппозиций, то они и вовсе не сказочные, конечно же.
"Моя
сестра правит миром живых", - роняет Белая Королева, и поди
догадывайся, каким миром тогда правит Белая Королева - миром смерти,
миром забвения, миром фантазий. В любом случае, Алиса сражается не за
него, а за себя, потому что, как опять же говорит Белая Королева, выбор
должен быть исключительно ее.
Мир живых, конечно, гораздо живее
реальности. Вот вам, кстати, изящная бертоновская шутка - чтобы попасть
во взрослый мир живых, Алисе нужно пройти по головам. Это зазеркалье, в
котором большеголовая Королева Червей правит столь же несовершенными
людьми - большеухими, большепузыми и большеносыми, которые вынуждены
увеличивать свои несовершенства накладными изъянами, дабы приблизиться
к стандарту королевской красоты.
Сама Королева Червей, меж тем,
прелестнейшее искажение взрослого мира - она хочет всеобщей любви и
замуж. Финал, в котором Алиса побеждает не только Бармаглота, но и
Королеву, которая обречена на вечный брак - прикована наручниками к
своему избраннику - воистину отражение того, что ждет Алису в
правильном викторианском мире. Подчеркнуто сказочный конец рамочной
реальной истории тогда становится очень понятным - победив страх и
условности, Алиса продлила себе детство, а точнее - протащила его во
взрослый мир.

Возможно, все это большей частью - мой личный
воображариум, но мне думается, что нынешнее кино тем и прелестно, что
ты видишь ровно то, что ты видишь. Процесс угадывания и
додумывания не менее увлекателен, чем линейное следование за сюжетом,
который не всегда бывает линейным, особенно если дело происходит в
зазеркалье.
А если выразиться ужасно просто, то мне понравилось до безумия. А безумцы, как известно, самые сообразительные.

peggotty